Темные аллеи читать кратко, «Темные аллеи», краткое содержание и отзыв для читательского дневника (И.А. Бунин)

Однако дальше краткого диалога с представителем кинокомпании дело не пошло []. В кухне во весь свой рост стоял спиной к ней марокканец и что-то негромко, но настойчиво и раздраженно говорил старухе. И вот из нищеты, дикого одиночества, безвыходности, голода, холода, грязи, боли и страдания произрастает щемяще-нежная и прекрасная книга. В обществе того времени существовало жесткое правило, […] Краткое содержание Солнечный удар в сокращении Бунин И.

И долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, всячески опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться - равнодушно, безнадежно Прошло почти два года с того Чистого понедельника В четырнадцатом году, под Новый год, был такой же тихий, солнечный вечер, как тот, незабвенный. Я вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль.

Там зашел в пустой Архангельский собор, долго стоял, не молясь, в его сумраке, глядя на слабое мерцанье старого золота иконостаса и надмогильных плит московских царей, - стоял, точно ожидая чего-то, в той особой тишине пустой церкви, когда боишься вздохнуть в ней. Выйдя из собора, велел извозчику ехать на Ордынку, шагом ездил, как тогда, по темным переулкам в садах с освещенными под ними окнами, проехал по Грибоедовскому переулку - и все плакал, плакал На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинской обители: там во дворе чернели кареты, видны были раскрытые двери небольшой освещенной церкви, из дверей горестно и умиленно неслось пение девичьего хора.

Мне почему-то захотелось непременно войти туда. Дворник у ворот загородил мне дорогу, прося мягко, умоляюще: - Нельзя, господин, нельзя!

Темные аллеи. Краткое содержание

В церковь нельзя? Я сунул ему рубль - он сокрушенно вздохнул и пропустил. Но только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер, - уж не знаю, кто были они и куда шли.

Я почему-то очень внимательно смотрел на них.

И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать мое присутствие? Я повернулся и тихо вышел из ворот.

Дети из усадьбы, сидя под часовней на корточках, зоркими глазами заглядывают в узкое и длинное разбитое окно на уровне земли.

Там ничего не видно, оттуда только холодно дует. Везде светло и жарко, а там темно и холодно: там, в железных ящиках, лежат какие-то дедушки и бабушки и еще какой-то дядя, который сам себя застрелил. Все это очень интересно и удивительно: у нас тут солнце, цветы, травы, мухи, шмели, бабочки, мы можем играть, бегать, нам жутко, но и весело сидеть на корточках, а они всегда лежат там в темноте, как ночью, в толстых и холодных железных ящиках; дедушки и бабушки все старые, а дядя еще молодой В синем море неба островами стоят кое-где белые прекрасные облака, теплый ветер с поля несет сладкий запах цветущей ржи.

И чем жарче и радостней печет солнце, тем холоднее дует из тьмы, из окна. В первый раз я съездил к нему для переговоров с проводником, на другой день он сам приехал ко мне в Иерусалим; потом я стал ездить в его стоянку один, купив у него же чудесную верховую кобылку, - стал ездить даже не в меру часто Была весна, Иудея тонула в радостном солнечном блеске, вспоминалась "Песнь Песней"; "Зима уже прошла, цветы показались на земле, время песен настало, голос горлицы слышен, виноградные лозы, расцветая, издают благоухание Но и там, в эти светоносные весенние дни, все казалось мне бесконечно радостным, счастливым: в первый раз был я тогда на Востоке, совершенно новый мир видел перед собою, а в этом мире - нечто необыкновенное: племянницу Аида.

Иудейская пустыня - это целая страна, неуклонно спускающаяся до самой Иорданской долины, холмы, перевалы, то каменистые, то песчаные, кое-где поросшие жесткой растительностью, обитаемые только змеями, куропатками, погруженные в вечное молчание. Зимою там, как всюду в Иудее, льют дожди, дуют ледяные ветры; весною, летом, осенью - то же могильное спокойствие, однообразие, но солнечный зной, солнечный сон.

В лощинах, где попадаются колодцы, видны следы бедуинских стоянок: пепел костров, камни, сложенные кругами или квадратами, на которых укрепляют шатры А та стоянка, куда я ездил, где шейхом был Аид, являла такую картину: широкий песчаный лог между холмами и в нем небольшой стан шатров из черного войлока, плоских, четырехугольных и довольно мрачных своей чернотой на желтизне песков.

Приезжая, я постоянно видел тлеющие кучки кизяка перед некоторыми шатрами, среди шатров -тесноту: всюду собаки, лошади, мулы, козы - до сих пор не понимаю, чем и где все это кормилось, - множество голых, черномазых, курчавых детей, женщины и мужчины, похожие одни на цыган, другие на негров, хотя не толстогубых И странно было видеть, как тепло, несмотря на зной, были одеты мужчины: кубовая рубаха до колен, ватная куртка, а сверху аба, то есть очень длинная и тяжелая, широкоплечая хламида из пегой шерсти, полосатой в два цвета - черного и белого; на голове кефийе -желтый с красными полосами платок, распущенный по плечам, висящий вдоль щек и в два раза охваченный на макушке тоже пегим, двуцветным шерстяным жгутом.

Все это составляло полную противоположность женской одежде: у женщин на головы накинуты кубовые платки, лица открыты, на теле одна длинная кубовая рубаха с острыми, падающими чуть не до земли рукавами; мужчины обуты в грубые башмаки, подбитые железками, женщины ходят босыми, и у всех ступни чудесные, подвижные и от загара уж совсем как уголь.

Мужчины курят трубки, женщины тоже Когда я во второй раз, без проводника, приехал в стоянку, меня приняли уже как друга. Шатер Аида был самый просторный, и я застал в нем целое собрание пожилых бедуинов, сидевших вокруг черных войлочных стен шатра с поднятыми для входа полами.

Аид вышел мне навстречу, сделал поклон и прикладывание правой руки к губам и ко лбу. Войдя в шатер впереди его, я подождал, пока он сел на ковер посреди шатра, потом сделал то, что сделал он мне при встрече, то, что всегда полагается - тот же поклон и прикладывание правой руки к губам и ко лбу, - сделал несколько раз, по числу всех сидящих; потом сел возле Аида и, сидя, опять сделал то же самое; мне, конечно, отвечали тем же.

Говорили только мы с хозяином, - кратко и медленно: так тоже полагалось по обычаю, да и не очень сведущ был я тогда в разговорном арабском языке; прочие курили и молчали. А за шатром меж тем готовилось мне и гостям угощение. Обычно бедуины едят хыбыз, -кукурузные лепешки - вареное пшено с козьим молоком Но непременное угощение гостя - харуф: баран, которого жарят в ямке, вырытой в песке, наваливая на него пласты тлеющего кизяка.

Темные аллеи. Бунин И. Аудиокнига. читает Максим Пинскер

После барана угощают кофеем, но всегда без сахара. И вот все сидели и угощались как ни в чем не бывало, хотя в тени войлочного шатра стояла адски горячая духота и смотреть в его широко раскрытые полы было просто страшно: пески вдали так сверкали, что, казалось, на глазах плавились.

Шейх за каждым словом говорил мне: хаваджа, господин, а я ему: почтеннейший шейх бедави то есть сын пустыни, бедуин Кстати, знаете ли вы, как по-арабски называется Иордан?

Очень просто: Шариат, что значит всего-навсего водопой. Аид был лет пятидесяти, невысок, широк в кости, худ и очень крепок; лицо - обожженный кирпич, глаза прозрачные, серые, пронзительные; медная борода с проседью, жесткая, небольшая, подстриженная, и такие же подстриженные усы, -бедуины то и другое всегда подстригают; обут, как все, в толстые подкованные башмаки. Когда он был у меня в Иерусалиме, на поясе у него был кинжал, в руках длинная винтовка.

Я увидал его племянницу в тот самый день, когда сидел у него в шатре уже "как друг"; она прошла мимо шатра, держась прямо, неся на голове большую жестянку с водой, придерживая ее правой рукою. Не знаю, сколько лет ей было, думаю, что не больше восемнадцати, узнал впоследствии одно - четыре года перед тем она была замужем, а в тот год овдовела, не имев детей, и перешла в шатер дяди, будучи сиротой и очень бедной.

Ведь Суламифь была, верно, похожа на нее: "Девы иерусалимские, черна я и прекрасна". И, проходя мимо шатра, она слегка повернула голову, повела на меня глазами: глаза эти были необыкновенно темные, таинственные, лицо почти черное, губы лиловые, крупные -- в ту минуту они больше всего поразили меня Впрочем, одни ли они! Поразило все: удивительная рука, обнажившаяся до плеча, державшая на голове жестянку, медленные, извилистые движения тела под длинной кубовой рубахой, полные груди, поднимавшие эту рубаху И нужно же было случиться так, что вскоре после этого я встретил ее в Иерусалиме у Яффских ворот!

Она шла в толпе навстречу мне и на этот раз несла на голове что-то завернутое в холст. Увидав меня, приостановилась. Я кинулся к ней. Она слегка потрепала свободной левой рукой по плечу меня, усмехнулась: - Узнала, хаваджа. Так неси его ко мне. Я жил как раз у Яффских ворот, в узком высоком доме, слитом с другими домами, по левую сторону той небольшой площади, от которой идет ступенчатая "Улица царя Давида" -темный, крытый где холстами, а где древними каменными сводами ход между такими же древними мастерскими и лавками.

И она без всякой робости пошла впереди меня по крутой и тесной каменной лестнице этого дома, слегка откинувшись, свободно напрягая свое извивающееся тело, настолько обнажив правую руку, державшую на голове на кубовом платке круг сыру в холсте, что видны были густые черные волосы ее подмышки. На одном повороте лестницы она приостановилась: там, глубоко внизу за узким окном, виден был древний "Водоем пророка Иезекииля", зеленоватая вода которого лежала, как в колодце, в квадрате соседних сплошных домовых стен с решетчатыми окошечками, - та самая вода, в которой купалась Вирсафия, жена Урия, наготой своей пленившая царя Давида.

Приостановясь, она заглянула в окно и, обернувшись, с радостным удивлением взглянула на меня своими удивительными глазами. Я не удержался, поцеловал ее голое предплечье - она взглянула на меня вопросительно: поцелуи не в обычае у бедуинов.

Войдя в мою комнату, она положила свой сверток на стол и протянула ко мне ладонь правой руки. Я положил в ладонь несколько медных монет, потом, замирая от волнения, вынул и показал ей золотой фунт.

Она поняла и опустила ресниц, покорно склонила голову и закрыла глаза внутренним сгибом локтя, навзничь легла на кровать, медленно обнажая ноги, прокопченные солнцем, вскидывая живот призывными толчками Она легонько помотала головой: - Скоро нельзя. И показала мне пять пальцев: пять дней. Недели через две, когда я уезжал от Аида и отъехал уже довольно далеко, сзади меня хлопнул выстрел - и пуля с такой силой ударилась в камень передо мной, что он задымился.

Я поднял лошадь вскачь, пригнувшись к седлу, - хлопнул второй выстрел, и что-то крепко хлестнуло мне под колено левой ноги. Я скакал до самого Иерусалима, глядя вниз на свой сапог, по которому, пенясь, лилась кровь Дивлюсь до сих пор, как мог Аид два раза промахнуться. Дивлюсь и тому, откуда он мог узнать, что это я покупал козий сыр у нее.

Была июньская ночь, было полнолуние, небольшая луна стояла в зените, но свет ее, слегка розоватый, как это бывает в жаркие ночи после кратких дневных ливней, столь обычных в пору цветения лилий, все же так ярко озарял перевалы невысоких гор, покрытых низкорослым южным лесом, что глаз ясно различал их до самых горизонтов. Узкая долина шла между этими перевалами на север. И в тени от их возвышенностей с одной стороны, в мертвой тишине этой пустынной ночи, однообразно шумел горный поток и таинственно плыли и плыли, мерно погасая и мерно вспыхивая то аметистом, то топазом, летучие светляки, лючиоли.

Противоположные возвышенности отступали от долины, и по низменности под ними пролегала древняя каменистая дорога. Столь же древним казался на ней, на этой низменности, и тот каменный городок, куда в этот уже довольно поздний час шагом въехал на гнедом жеребце, припадавшем на переднюю правую ногу, высокий марокканец в широком бурнусе из белой шерсти и в марокканской феске.

Городок казался вымершим, заброшенным. Да он и был таким. Марокканец проехал сперва по тенистой улице, между каменными остовами домов, зиявших черными пустотами на месте окон, с одичавшими садами за ними. Но затем выехал на светлую площадь, на которой был длинный водоем с навесом, церковь с голубой статуей Мадонны над порталом, несколько домов, еще обитаемых, а впереди, уже на выезде, постоялый двор.

Там, в нижнем этаже, маленькие окна были освещены, и марокканец, уже дремавший, очнулся и натянул поводья, что заставило хромавшую лошадь бодрей застучать по ухабистым камням площади.

На этот стук вышла на порог постоялого двора маленькая, тощая старуха, которую можно было принять за нищую, выскочила круглоликая девочка лет пятнадцати, с челкой на лбу, в эспадрильях на босу ногу, в легоньком платьице цвета блеклой глицинии, поднялась лежавшая у порога огромная черная собака с гладкой шерстью и короткими, торчком стоящими ушами.

Марокканец спешился возле порога, и собака тотчас вся подалась вперед, сверкнув глазами и словно с омерзением оскалив белые страшные зубы. Марокканец взмахнул плетью, но девочка его предупредила: - Негра! И собака, опустив голову, медленно отошла и легла, мордой к стене дома.

Марокканец сказал на дурном испанском языке приветствие и стал спрашивать, есть ли в городе кузнец, - завтра нужно осмотреть копыто лошади, - где можно поставить ее на ночь и найдется ли корм для нее, а для него какой-нибудь ужин? Девочка с живым любопытством смотрела на его большой рост и небольшое, очень смуглое лицо, изъеденное оспой, опасливо косилась на черную собаку, лежавшую смирно, но как будто обиженно, старуха, тугая на ухо, поспешно отвечала крикливым голосом: кузнец есть, работник спит на скотном дворе рядом с домом, но она сейчас его разбудит и отпустит корму для лошади, что же до кушанья, то пусть гость не взыщет: можно сжарить яичницу с салом, но от ужина осталось только немного холодных бобов да рагу из овощей И через полчаса, управившись с лошадью при помощи работника, вечно пьяного старика, марокканец уже сидел за столом в кухне, жадно ел и жадно пил желтоватое белое вино.

Дом постоялого двора был старинный. Нижний этаж его делился длинными сенями, в конце которых была крутая лестница в верхний этаж, на две половины: налево просторная, низкая комната с нарами для простоте люда, направо такая же просторная, низкая кухня и вместе с тем столовая, вся по потолку и по стенам густо закопченная дымом, с маленькими и очень глубокими по причине очень толстых стен окнами, с очагом в дальнем углу, с грубыми голыми столами и скамьями возле них, скользкими от времени, с каменным неровным полом.

В ней горела керосиновая лампа, свисавшая с потолка на почерневшей железной цепи, пахло топкой и горелым салом, - старуха развела на очаге огонь, разогрела прокисшее рагу и жарила для гостя яичницу, пока он ел холодные бобы, политые уксусом и зеленым оливковым маслом.

Он не разделся, не снял бурнуса, сидел, широко расставив ноги, обутые в толстые кожаные башмаки, над которыми были узко схвачены по щиколке широкие штаны из той же белой шерсти. На козлах сидел крепкий мужик, напоминающий старинного разбойника, а в тарантасе — стройный старик-военный, внешне похожий на Александра II.

В одном здании с почтовой станцией находилась частная горница, где можно было отдохнуть, пообедать или переночевать. В горнице было тепло, сухо и опрятно. Приезжий снял шинель, и оказался еще стройнее в одном мундире. В горнице никого не было, поэтому он позвал хозяйку. Вслед за ним вошла красивая не по годам темноволосая женщина, похожая на пожилую цыганку.

Она поприветствовала своего посетителя, а затем спросила, что он желает: пообедать или только чая испить. Приезжий попросил поставить самовар, а затем поинтересовался, почему женщина сама занимается делами. Он подумал, что она овдовела, но хозяйка сказала, что просто занимается любимым делом. Она сразу узнала в мужчине Николая Алексеевича. И он понял, что перед ним Надежда, после того как она обратилась к нему по имени. Они не виделись тридцать лет.

Надежде было уже сорок восемь лет, а Николаю Алексеевичу под шестьдесят. Николай Алексеевич был очень взволнован встречей. Он ничего не знал о Надежде после их последней встречи.

«Чистый Понедельник», краткое содержание рассказа Бунина

Оказывается, Надежда была крепостной крестьянкой, которой хозяйка дала вольную. Но это произошло уже после их расставания с Николаем Алексеевичем. Надежда так и не вышла замуж, потому что не переставала любить его.

Узнав это, Николай Алексеевич покраснел, но вслух сказал лишь о том, что это была обыкновенная пошлая история, и со временем всё проходит: любовь, молодость и остальное.

И.А. Бунин. «Тёмные аллеи». Пересказ с цитатами из текста.

Он не мог поверить в то, что Надежда могла любить его всё это время. Однако она могла, даже после того, как он бессердечно её бросил. Она с горькой усмешкой вспомнила те времена, когда звала его Николенькой, а он читал ей стихи про темные аллеи. Надежда сказала, что всё проходит, да не всё забывается. После этих слов Николай Алексеевич попросил Надежду уйти. Он попросил прощенья у Бога, подумав, что Надежда его уже простила.

Но оказалось, что она не простила. Невозможно простить человека, которого не перестаёшь любить.

Николай Алексеевич признался, что никогда в жизни не был счастлив после их расставания. Он очень сильно любил свою жену, а она его бросила, возлагал большие надежды на сына, а тот вырос подлецом.

Теперь он, наконец, понял, что Надежда была самым дорогим человеком в его жизни. Но уже было слишком поздно. Отъехав от почтовой станции, кучер Клим рассказал, что хозяйка горницы ещё долго смотрела им вслед, и добавил, что она умная женщина, которая умело ведёт дела. Николай Алексеевич ответил, что это ничего не значит, а сам подумал о том, что время, проведенное с Надеждой, было действительно лучшим в его жизни.

Он представил, что было бы, если бы он не бросил её. Надежда стала бы его женой, хозяйкой дома, матерью его детей.