План рассказа солдат и смерть
Что ожидает тех, кто уже никогда не сможет дописать на школьной доске вроде бы самую обычную но имеющую в художественной ткани произведения глубочайший смысл фразу из древней истории, из тех времён, когда люди, отдававшие жизнь за родину, не мучились размышлениями, от которых некуда деться герою Бёлля: «Ушёл на фронт из школы и пал за… «но я ещё не знал, за что…»? Бёлль оборванностью этой фразы подчеркивает несоответствие применения этой фразы к той ужасной захватнической войне, которую вела Германия. Но в том, что все шло ладно, в том, что все понимали друг друга с полуслова, Пугачев видел не только свою правоту. На этот раз она оказывается виновницей ссоры на фабрике, и Хозе должен доставить ее в тюрьму. За руль сел лейтенант танковых войск Георгадзе, рядом с ним Пугачев.
Там жили бойцы конвойной службы — весь отряд в шестьдесят человек. Спальня конвойных была в глубине, а сразу перед дверями было помещение дежурного по отряду и пирамиды с оружием. Дежурный дремал за столом и в полусне увидел, что какой-то конвоир ведет бригаду заключенных по тропе мимо окна охраны. Дежурный был мастером склочных дел и не упустил бы возможности сделать кому-нибудь пакость на законном основании. Это было его последней мыслью. Дверь распахнулась, в казарму вбежали три солдата.
Двое бросились к дверям спальни, а третий застрелил дежурного в упор. За солдатами вбежали арестанты — все бросились к пирамиде — винтовки и автоматы были в их руках.
Майор Пугачев с силой распахнул дверь в спальню казармы. Бойцы, еще в белье, босые, кинулись было к двери, но две автоматные очереди в потолок остановили их. Автоматчик остался караулить у порога. Пугачев не велел брать никаких продуктов, кроме галет и шоколада. Зато оружия и патронов было взято сколько можно. Шофер вылез. За руль сел лейтенант танковых войск Георгадзе, рядом с ним Пугачев.
Беглецы-солдаты влезли в машину, и грузовик помчался. Они вошли в тайгу, как ныряют в воду, — исчезли сразу в огромном молчаливом лесу. Справляясь с картой, они не теряли заветного пути к свободе, шагая прямиком. Через удивительный здешний бурелом. Деревья на Севере умирали лежа, как люди. Могучие корни их были похожи на исполинские когти хищной птицы, вцепившейся в камень.
От этих гигантских когтей вниз, к вечной мерзлоте, отходили тысячи мелких щупалец-отростков. Каждое лето мерзлота чуть отступала, и в каждый вершок оттаявшей земли немедленно вползал и укреплялся там коричневый корень-щупальце. Деревья здесь достигали зрелости в триста лет, медленно поднимая свое тяжелое, могучее тело на этих слабых корнях. Поваленные бурей, деревья падали навзничь, головами все в одну сторону и умирали, лежа на мягком толстом слое мха, яркого розового или зеленого цвета.
Было холодно, и майор Пугачев проснулся. Солдатов сидел, положив автомат на колени, весь — внимание. Пугачев лег на спину, отыскал глазами Полярную звезду — любимую звезду пешеходов.
Созвездия здесь располагались не так, как в Европе, в России, — карта звездного неба была чуть скошенной, и Большая Медведица отползала к линии горизонта. В тайге было молчаливо, строго; огромные узловатые лиственницы стояли далеко друг от друга. Лес был полон той тревожной тишины, которую знает каждый охотник.
На этот раз Пугачев был не охотником, а зверем, которого выслеживают, — лесная тишина для него была трижды тревожна. Это была первая его ночь на свободе, первая вольная ночь после долгих месяцев и лет страшного крестного пути майора Пугачева. Он лежал и вспоминал — как началось то, что сейчас раскручивается перед его глазами, как остросюжетный фильм. Будто киноленту всех двенадцати жизней Пугачев собственной рукой закрутил так, что вместо медленного ежедневного вращения события замелькали со скоростью невероятной.
И вот надпись — «конец фильма» — они на свободе. И начало борьбы, игры, жизни Майор Пугачев вспомнил немецкий лагерь, откуда он бежал в году. Фронт приближался к городу. Он работал шофером на грузовике внутри огромного лагеря, на уборке.
Он вспомнил, как разогнал грузовик и повалил колючую однорядную проволоку, вырывая наспех поставленные столбы. Выстрелы часовых, крики, бешеная езда по городу, в разных направлениях, брошенная машина, дорога ночами к линии фронта и встреча — допрос в особом отделе.
Обвинение в шпионаже, приговор — двадцать пять лет тюрьмы. Майор Пугачев вспомнил приезды эмиссаров Власова с его «манифестом», приезды к голодным, измученным, истерзанным русским солдатам.
Всякий пленный — изменник в глазах вашей власти, — говорили власовцы. И показывали московские газеты с приказами, речами. Пленные знали и раньше об этом. Недаром только русским пленным не посылали посылок.
Французы, американцы, англичане — пленные всех национальностей получали посылки, письма, у них были землячества, дружба; у русских — не было ничего, кроме голода и злобы на все на свете. Немудрено, что в «Русскую освободительную армию» вступало много заключенных из немецких лагерей военнопленных. Майор Пугачев не верил власовским офицерам — до тех пор, пока сам не добрался до красноармейских частей. Все, что власовцы говорили, было правдой.
Он был не нужен власти. Власть его боялась. Потом были вагоны-теплушки с решетками и конвоем — многодневный путь на Дальний Восток, море, трюм парохода и золотые прииски Крайнего Севера. И голодная зима. Пугачев приподнялся и сел. Солдатов помахал ему рукой. Именно Солдатову принадлежала честь начать это дело, хоть он и был одним из последних, вовлеченных в заговор. Солдатов не струсил, не растерялся, не продал.
Молодец Солдатов! У ног его лежит летчик капитан Хрусталев, судьба которого сходна с пугачевской. Подбитый немцами самолет, плен, голод, побег — трибунал и лагерь. Вот Хрусталев повернулся боком — одна щека краснее, чем другая, належал щеку. С Хрусталевым с первым несколько месяцев назад заговорил о побеге майор Пугачев.
О том, что лучше смерть, чем арестантская жизнь, что лучше умереть с оружием в руках, чем уставшим от голода и работы под прикладами, под сапогами конвойных. И Хрусталев, и майор были людьми дела, и тот ничтожный шанс, ради которого жизнь двенадцати людей сейчас была поставлена на карту, был обсужден самым подробным образом. План был в захвате аэродрома, самолета. Аэродромов было здесь несколько, и вот сейчас они идут к ближайшему аэродрому тайгой. Хрусталев и был тот бригадир, за которым беглецы послали после нападения на отряд, — Пугачев не хотел уходить без ближайшего друга.
Вон он спит, Хрусталев, спокойно и крепко. А рядом с ним Иващенко, оружейный мастер, чинивший револьверы и винтовки охраны. Иващенко узнал все нужное для успеха: где лежит оружие, кто и когда дежурит по отряду, где склады боепитания. Иващенко — бывший разведчик. Крепко спят, прижавшись друг к другу, Левицкий и Игнатович — оба летчики, товарищи капитана Хрусталева. Раскинул обе руки танкист Поляков на спины соседей — гиганта Георгадзе и лысого весельчака Ашота, фамилию которого майор сейчас вспомнить не может.
Положив санитарную сумку под голову, спит Саша Малинин, лагерный, раньше военный, фельдшер, собственный фельдшер особой пугачевской группы.
Пугачев улыбнулся. Каждый, наверное, по-своему представлял себе этот побег. Работал завхозом в детском сайду, комендантом в райисполкоме. Похоронен в Тяжинском. Известен Николай Масалов стал после героического спасения трехлетней немецкой девочки под огнем противника, совершенного им во время уличных боев при штурме Берлина 30 апреля года. В центральной части германской столицы к югу от парка Тиргартен путь наступавшим советским войскам преграждал Ландвер-канал, по которому проходила полоса немецкой обороны.
Во время ожидания артиллерийской подготовки, предварявшей атаку советских частей, Масалов, услышав детский плач, переполз через простреливаемый мост на противоположную сторону канала и спас трехлетнюю девочку, вынеся ее из зоны обстрела. Последующая судьба девочки осталась неизвестной.
Личным свидетелем поступка Масалова был командующий 8-й гвардейской армией, маршал Василий Чуйков. Он и предложил скульптору Евгению Вучетичу использовать этот сюжет, когда в году возникла идея установки в Берлине монумента в честь избавления Германии от нацизма.
Работы по созданию монумента "Воин-освободитель" Евгения Вучетича были начаты в году. В «Чертовой яме» происходит подготовка новобранцев к предстоящим сражениям: бытовые условия и моральное состояние бойцов красноречиво описаны уже в самом названии места. В «Плацдарме» мы наблюдаем за форсированием советскими войсками Днепра и видим смерть как она есть — горькую и бессмысленную.
Трудное чтение вызывает ужас, гнев и омерзение — чувства неприятные, но необходимые для того, чтобы понимать суть войны. Первый бой Юрия Бондарева был на Сталинградском фронте.
Суровой зимой года командир минометного расчета был ранен и получил обморожение, но выжил и впоследствии участвовал в битве за Киев. В романе «Горячий снег» ярко и реалистично описано сдерживание танков Манштейна, прорывающихся к окруженной советскими войсками армии Паулюса.
Это одно из важнейших сражений Сталинградской битвы, в котором участвовал и сам Юрий Васильевич.
Всего за два дня на линии огня перед читателем раскрываются очень разные персонажи: через отношения лейтенанта Кузнецова с Дроздовским, с генералом Бессоновым и с санитаркой Зоей. Смерть здесь показана со всей прямотой и непосредственностью, а воспоминания героев и их размышления, не прерываемые голосом автора, всё больше напоминают нам о ценности жизни.
В июне года Василь Быков еще только сдавал экзамены за й класс, а в армию был призван уже после учебы в железнодорожной школе. Артиллерийский командир сражался за Кривой Рог, Знаменку, участвовал в освобождении Румынии. Во время Кировоградской операции он был тяжело ранен и даже по ошибке записан погибшим.
Герои книг Василя Владимировича часто не только сражаются с захватчиками, но и решают сложные моральные дилеммы. Автора интересует не столько вопрос выживания или победы, сколько проблема человеческого поступка в нечеловеческих условиях.
Партизаны Сотников и Рыбак в его повести оказываются перед непростым выбором: предать и выжить или же погибнуть честными людьми. Здесь Быков не спешит давать однозначные ответы.
А вот в фильме «Восхождение» Ларисы Шепитько акценты расставлены более четко: в знакомом сюжете появляются библейские мотивы, Сотников Борис Плотников кажется святым, а Рыбак Владимир Гостюхин превращается в настоящего Иуду.
Он лежал на спине, раскинув руки, и к губе его прилип окурок. Маленький, еще дымившийся окурок. И это было страшней всего, что я видел до и после на войне.
Страшнее разрушенных городов, распоротых животов, оторванных рук и ног. Раскинутые руки и окурок на губе. Минуту назад была еще жизнь, мысли, желания.
Сейчас — смерть». До войны Виктор Некрасов успел поработать и актером, и художником театра, но, несмотря на бронь, полагавшуюся артистам в то время, все-таки смог попасть на фронт. Сапер Некрасов воевал с первых дней года и дошел до Польши, где был серьезно ранен и в итоге демобилизован.
Повесть «В окопах Сталинграда», появившаяся в году, стала первой книгой, в которой автор осмелился поделиться настоящей «окопной правдой». За это ее сразу же полюбили читатели и очень активно начали ругать критики. В «принижении подвига народа» писателя обвиняли ровно до тех пор, пока история лейтенанта Керженцева самым неожиданным образом не получила Сталинскую премию. Вскоре по мотивам повести Александр Иванов снял фильм «Солдаты» с участием еще молодого Смоктуновского кстати, сам Некрасов сыграл пленного немца.
Многие жесткие моменты были смягчены, да и в целом картина вышла удачной, но все-таки довольно быстро отправилась на полку по идеологическим причинам, даже с призом Всесоюзного фестиваля и без единого упоминания о Сталине.
Начав литературную карьеру еще до войны, в ее годы Василий Гроссман работал военкором. Вместе с Константином Симоновым он участвовал в Сталинградской битве и присутствовал при освобождении узников Майданека и Треблинки. Свой знаменитый роман писатель посвятил матери, убитой нацистами в гетто.
До конца жизни, пытаясь справиться с этой трагедией, любящий сын продолжал писать ей письма. В отличие от переработанной в соцреалистическом ключе первой части дилогии «За правое дело», роман «Жизнь и судьба» пронизан чувством безысходности и ненависти к сталинскому режиму. На примере семьи Шапошниковых можно увидеть, как природная доброта борется в людях со злобой и нетерпимостью, воспитанной государством. Книга, которую теперь сравнивают с «Войной и миром», была признана антисоветской и изъята в году вместе с некоторыми другими рукописями автора.
Вновь опубликовать ее удалось только в м, в Швейцарии, уже после смерти Гроссмана. Военная биография Даниила Гранина противоречива. Исследователи сходятся лишь в том, что к концу года Даниил Александрович был уже дважды ранен на Ленинградском фронте, куда ушел добровольцем.
В романе «Мой лейтенант» война — это не только страшный эпизод из истории, это состояние сознания. Читатель узнает об окопной жизни солдат под Ленинградом и обо всех послевоенных испытаниях города на Неве от молодого лейтенанта и от старика, вспоминающего свое прошлое.
Становится ясно, что это два абсолютно разных человека, по-разному смотрящих на жизнь. Один — дерзкий и романтичный — привык сражаться, не рассуждая. Другой — мудрый и знающий цену жизни — перестал видеть в каждом немце врага и начал докапываться до сути происходящего.
Чтобы как-то примирить их друг с другом, вероятно, и была создана эта книга.
