Бэкон фрэнсис художник произведения искусства
Фрэнсис Бэкон: Я полагаю, что это один из величайших когда-либо созданных портретов, и я без ума от него. Фрэнсис Бэкон, великий и ужасный. Я не планировал ее такой, какой она вышла: дело решил непрерывный поток случаев, как бы забравшихся друг на друга. Мне интересна фиксация образа. Эту привычку он сохранил на всю оставшуюся жизнь.
Поэтому все, чего он добился, что узнал и чему научился — заслуги только его таланта и энтузиазма. Его учителями были альбомы с картинами гениальных художников. Его собственные работы х годов стали вариациями на тему любимых художников.
Фрэнсис был убежден, что этот портрет является одним из величайших произведений искусства, поэтому он повторял его на собственном холсте бесчисленное количество раз. Его поражали роскошные красные оттенки папского одеяния и фона.
Были догадки, что настоящей причиной были не только «роскошные красные». Когда он рисовал Папу, Бэкон мог изживать мучительные воспоминания о собственном отце. Возможно, может показаться, что Фрэнсис Бэкон действительно подражает Веласкесу: сюжет, очертания и ракурс очень схожи.
Но в действительности на картинах Бэкона следи Веласкеса полностью растворились. Папа Бэкона окрашен в грубые фиолетовые и грязновато-красные, а лицо уступает искаженной криком гримасе.
У Веласкеса портрет Папы — это прежде всего история высокого статуса с пышными одеяниями. Фрэнсис же перевернул весь сюжет. Его не волнует статус и личность Папы, на первое место он ставит эмоцию — ужасающий и всепоглощающий крик. Эта заточенная плоть и животное начало поглотило абсолютно все вплоть до глаз и лица.
Авторы выставки во главе с британским куратором, экспертом по Бэкону Мартином Харрисоном поставили себе амбициозную задачу: показать, как французская культура в целом и годы жизни в Монако в частности повлияли на творчество художника.
Его мрачные, жестокие картины — зрелище не из приятных. Но куратор решил еще больше сгустить краски, придумав изощренную сценографию в духе театральных художников-реформаторов Адольфа Аппиа и Эдварда Гордона Крэга. Он ведет зрителя по всем закоулкам бэконовского мира — через страшные крики, душные клетки и распятия к вспышкам ярких красок, разодранным телам и уродливым лицам.
Харрисон уверен, что монегасский период стал поворотным в карьере художника: «В Монако, где Бэкон постоянно жил с по год, он полностью пересмотрел свое представление об искусстве. Он нашел свою тему. Картин, написанных здесь, почти не сохранилось, но в году он окончательно сложился как художник человеческого тела, человеческого духа. И Монако, очевидно, сыграло решающую роль в этом становлении».
Доказательств у Харрисона немного, и собирать их пришлось по крупицам. Проводя экскурсию по выставке, он то и дело разводит руками, мол, поверьте мне на слово.
Ведь дневники Бэкон презирал, разговоры про искусство частенько превращал в хохму, с картинами, особенно ранними, расставался без сожалений. Известно, что именно в Монако он начал писать своих властных диктаторов, своих «кричащих пап» — копии портрета папы Иннокентия X Диего Веласкеса.
Делал он это исключительно по репродукциям — ни с оригиналами, ни позднее с натурой отношения у него не складывались. Даже оказавшись в Риме, он отказался смотреть на шедевр Веласкеса. Примечательно, что этих вязких, мрачных тиранов, лишенных всего святого, Бэкон писал при девственно чистом утреннем свете.
А вечером пускался во все тяжкие: Казино Монте-Карло стало его вторым домом. Играл он без удержу. Выигрыши тут же спускал на пьяные вечеринки с приятелями.
Долги же до поры до времени оплачивали лондонские меценаты — каждый раз он просил аванс, сетуя на безвыходную ситуацию. Рулетка сопровождала его повсюду: и в мастерской на Сromwell Place в Лондоне, и в Wivenhoe под Колчестером.
А сегодня искусительница хранится в Фонде Бэкона в Монако — также одном из организаторов выставки. Он был создан пару лет назад по инициативе местного бизнесмена и обладателя внушительной коллекции бэконовских произведений Маджида Бустани. Кстати, именно из-за своих проигрышей в Монако Бэкон начал писать на негрунтованной оборотной стороне холста — денег на новые холсты попросту не было.
 Фрэнсис Бэкон. Картина «Этюд по портрету папы Иннокентия X работы Веласкеса», 1953.jpg)
Эту привычку он сохранил на всю оставшуюся жизнь. Что касается влияния французской культуры на творчество Фрэнсиса Бэкона, то тут вырисовывается достаточно четкая картина.
Его путь в Париж лежал через Лондон и Берлин. Из отчего дома, который был то в Ирландии, то в Великобритании, он ушел в 17 лет.
Отношения с авторитарным отцом у мальчика никогда не складывались. Бывший военный, занимавшийся разведением лошадей, не мог смириться с жеманностью сына. На праздниках Фрэнсис наряжался в платья, безвкусно увешанные жемчугами, ярко красил губы и томно потягивал мундштук.
Однажды отец застал его перед зеркалом в нижнем белье матери — Фрэнсис не мог на себя налюбоваться. Бэкон разочаровался в творчестве и какое-то время не притрагивался к кисти. Когда началась Вторая мировая война, Бэкон пошёл добровольцем в части гражданской обороны и служил там несмотря на своё очень слабое здоровье.
В году вышел в отставку, Поселился в бывшем доме художника Джона Милле, и чтобы заработать денег, организовал там нелегальное казино. В году он написал свою картину «Три этюда к фигурам у подножия распятия», которая вызвала крайне противоречивые отклики, почти никому не понравилась, но приучила публику к мысли, что с творчеством Бэкона придётся как-то мириться, поскольку это новое слово в искусстве, пусть даже такое нестандартное.
Спустя год выставил и успешно продал за фунтов картину «Живопись » — классическую для себя работу, напоминающую кошмарный сон, и уехал со своим любовником в Монте-Карло, проматывать столь огромный гонорар.
За этим дело не стало, а после особенно крупного проигрыша и застолья Бэкон, чтобы прийти в себя, стал писать очередную картину. Подходящего холста в гостиничном номере не было, потому он взял недоделанную картину, перевернул её и начал класть краску на не грунтованную обратную поверхность. Неподготовленный холст очень быстро впитывал в себя краску, работать требовалось точно и без лишних раздумий.
Этот творческий процесс Бэкону очень понравился — меньше времени тратилось на создание картин, то есть на работу, да и так никто не писал, что делало полотна Бэкона ещё более уникальными, а значит дороже. А денег Бэкону требовалось много — он вёл жизнь развязного аристократа, закоренелого выпивохи и игрока. Его стакан редко бывал наполовину пуст — Бэкон выпивал спиртное залпом, потом наливал следующий, не делая большого перерыва.
Играл тоже запоём, как-то проиграл в рулетку 40 тыс. Особенно часто он останавливался в пабе Colony Room, служившим пристанищем богемы и около богемных личностей. Их привлекал сам Бэкон, которому там наливали бесплатно — хозяин догадался, что одиозный художник привлекает новых посетителей.
Их лица в полутьме паба, в клубах табачного дыма, служили для Бэкона источником вдохновения, чем более, что от бесплатной выпивки, которую он пил стаканами, постепенно всё расплывалось перед глазами, порождая причудливые образы, которые он воплощал на своих картинах.
Однако от неумеренной выпивки и сам терял человеческое достоинство. Напившись, а напивался он очень часто, бузил, ругался и даже произносил гневные тирады в адрес «разукрашенных геев», при этом не обращая внимания, что сам стоит в нижнем женском белье и со следами помады на губах. Но даже несмотря на все эти поступки — а может благодаря им, у Бэкона было много друзей.
Особенно сошёлся он с Люсьеном Фрейдом — оба заядлые выпивохи и картёжники, только творчество понимали несколько иначе, хотя и картины Фрейда из-за их предельной натуралистичности вряд ли можно рекомендовать для просмотра детям.
Да и такой образ жизни совершенно не мешал Бэкону творить — он создавал множество картин, часто делал разные варианты одного и того же образа, например, папы римского, чтобы потом продать их все — каждый раз идей на нечто совершенно уникальное не хватало даже у Бэкона, а денег требовалось немало.
Его признали уже при жизни — в он главный английский современный художник.
Искусствоведы и журналисты, которые собирались взять у него интервью, рассчитывали увидеть крайне мрачного типа, по которому плачет сумасшедший дом , а видели типичного гопника в кепочке, прикрывающей лысеющую голову, вполне жизнерадостного и общительного.
